standard cristal - 20 страничный буклет + sticker
Пусть ревут трубы и бьют в тарелки – вот новый Шарль Азнавур, Азнавур, вспоминающий свою молодость еще до того, как он начал петь. Тот Азнавур, который еще не нашел свой голос и писал песни для других.
Те песни, которые были написаны для других исполнителей, были настоящим джазом по ощущению, честным и неистовым. И вот, опровергая слухи о достойном уходе на покой, он возвращается с громким шумом. Он не поет новых песен. Он поет свои песни, но по-другому. Это более смелый шаг, чем вы можете себе вообразить, и не только потому, что ему уже 85 лет, но и потому, что его поклонники всех возрастов, рас, поколений и обоих полов знают все его великие классические песни наизусть, и даже в обратном порядке. Настоящая классика неприкасаема, она обладает своей интонацией, оркестровкой, фирменными гитарными рифами, вальсирует со скрипкой, ее нельзя изменить по щелчку пальца.
Когда песня Азнавура исполнена им самим, она обретает крылья, как и его дочь, к которой он обращается в песне A ma fille, которая больше ему не принадлежит. Песня принадлежит тем, кто ее любит, мне, вам, всем, кто проходит мимо. Сильная сторона Азнавура в том, что он не является тем, кого бы назвали просто поэтом. Его лирика бьет прямо в цель своей обманчивой простотой, своей совершенно неожиданной язвительностью, своей артикуляцией. Его синтаксис свингует вместе с музыкой.
Это одна из причин, по которой, если придать новое прочтение этим очень личным моментам, таким как Comme ils disent, Il faut savoir или автобиографической La bohême, провал будет неизбежен! Нет ничего более консервативного, чем пара ушей. Они всегда жаждут ту самую первую версию, под которую вы танцевали, плакали, любили, находясь в плену романтики или в глубинах отчаяния. Новая версия такой песни может быть записана в лучшей студии с великими музыкантами, возможно даже с использованием новейших технологий, чтобы понравиться молодым, но ничего не поможет. Эта песня будет сопротивляться, как упрямый мул.
Только если не случится чуда!
Когда Шарль впервые вошел в легендарную студию Capitol по адресу 1750, Норт Вайн Стрит, Голливуд, он очень хорошо знал, эхо каких голосов хранит этот футуристический храм: Нэт Кинг Коул, Луи и Элла, Синатра, Дин Мартин, и совсем недавний визит Дайаны Кролл, чей ритм был продуман двумя «большими» именами: Джон Клэйтон (композитор и басист) и Джефф Хэмилтон (ударные). Надев черные очки, примерив повадки молодого пижона, он идет через три квартала к бульвару Сансет, где, смеясь, говорит, что однажды может появиться и его фото на стене вместе с другими великими: «Я не хвастлив, но это давняя детская мечта, увидеть там француза». Весь новый альбом пропитан этим свежим духом.
Это была первая встреча с Clayton Hamilton Jazz Orchestra, самым музыкальным из всех больших биг-бэндов, самым утонченным, самым сильным, с которого и началась эта история. Двадцать пять лет опыта и достаточное количество альбомов, номинаций и премий Грэмми, чтобы наполнить ими виллу в Малибу. Масса саксофонов, труб, тромбонов, нужное количество кларнетов и скрипок, виолончелей и альтов, каждый на своем месте и все одновременно производят звук, который потрясает воображение простого человека, приводит его и в рай, и в ад, каждый выберет себе сам, ведь, по словам Шарля, у него «есть друзья и там, и там». Чтобы соответствовать такому ансамблю, нужно иметь глубину: как и все большие оркестры, они полностью отданы музыке, душой и телом, но только при одном, непререкаемом условии – что ты и сам должен быть внутри.
Эти песни как будто бы выросли после большой встряски, но сохранили свой оригинальный темп. В итоге, они скорее расцвели, чем изменились. Они привнесли интригующие, неожиданные гармонии, своего рода упражнение на аккуратность, и, которые, как и лирика, не выступают на первом плане, а знают, как действовать деликатно. Выступая с потрясающей аккуратностью, оркестр входит в полный свинг и приноравливается к размеру в три четверти, который крепко сидит в голове Азнавура.
А вот то, что действительно завораживает в этом новом приключении, так это то, что все вплоть до названий песен на этом альбоме (Fais moi rêver, Je suis fier de nous, исполненная дуэтом с Рашель Феррелл) уже звучит как классика, достигшая своего высшего уровня, с мелодиями, которые звучат знакомо, с неподражаемым битом и в расслабленной манере. В принципе, они звучат как давно любимые, но давно потерянные.
Этот заботливо созданный оркестровый джаз, способный показать все мельчайшие нюансы, и в то же время обладающий огромной силой, музыка на «острие бритвы», где слышно звучание каждого отдельного инструмента, не всегда находит внимательного слушателя. Мы как будто забыли о том, что этот самый популярный из всех интеллектуальных музыкальных жанров (джаз), является в первую очередь интеллектуальным. Осторожно смешивая фундаментализм и грубость, патриархи джаза опустились до самой низшей отметки. Для Азнавура это самая благородная форма музыки, это как звуки церковного органа, когда Джеки Террассон играет на пианино, или Джефф Клэйтон (брат Джона) исполняет свою неистовую партию, или звучит суровая игра Джеффа Хэмилтона, ударника и одного из создателей оркестра, или взлетают гитарные рифы, бережно аранжированные, как стая журавлей, пересекающая небо. Нет никаких сомнений в величине проекта, его амбиции, достижении: да, Le Jazz est revenu, джаз вернулся с полной силой. И Шарль Азнавур еще никогда не был так верен своей собственной форме.
